«Как я стал в дни путча защитником Белого дома». Вспоминает Евгений Руденко

Тридцать лет назад 19 августа в Москву въехали танки. Более миллиона человек вышли на улицы столицы, чтобы стать свидетелями и участниками конца эпохи. Августовский путч 1991 года ознаменовал прощание с СССР и открыл двери в новую Россию.

Не так давно ВЦИОМ опубликовал результаты исследования, согласно которым 79% россиян не знают, как расшифровать аббревиатуру ГКЧП — Государственный комитет по чрезвычайному положению. О том, что происходило в Москве в те дни, написано много статей и книг, а основатель и владелец Юга.ру Евгений Руденко вспоминает, как он сам оказался на месте событий, что видел, что чувствовал и на что надеялся.

Как бы вы объяснили простыми словами, что это был за ГКЧП и чего он пытался добиться своим путчем?

— Представьте, что президент улетел в отпуск, а несколько его приближенных типов вместе с силовиками приготовили заговор: отрубили ему связь, окружили отпускную резиденцию с моря и суши военными кораблями и танками, арестовали сотни его верных помощников и сторонников, распустили Думу, запретили все политические партии и движения, отключили по всей стране сотовую связь и интернет, остановили работу телеканалов, радио, газет... Потом объявили в стране чрезвычайное положение, а себя — специальным органом новой власти, которая пока не решила, что делать дальше.

Историческая справка Юга.ру:

Августовский путч (от нем. Putsch — «вооруженный переворот») — события, происходившие в СССР в 1991 году на протяжении примерно трех суток. В ночь с 18 на 19 августа группа высокопоставленных консерваторов мобилизовала армию, спецподразделения КГБ и милицию, чтобы предотвратить назначенную на 20 августа встречу Михаила Горбачева с председателями правительств Казахстана и Узбекистана — там планировалось подписать Союзный договор, который, по мнению ГКЧП, официально стал бы концом СССР.
Большую роль в том, что путч быстро провалился, сыграли массовые митинги: в Москве на центральные улицы и площади вышли более миллиона манифестантов, в Ленинграде — 400 тысяч.

А как в Москве в дни путча оказались вы?

— К 1991 году я уже два года как работал не на госпредприятии, а на себя — мы вдевятером с друзьями создали программистский кооператив «Микросистемы», который вскоре реорганизовали в МП (малое предприятие) «Научно-техническая фирма «Вирт». Мы искали заказчиков среди крупных госпредприятий и писали им программы по договорам — кадры, зарплата, управление складом, продажи и т. п. То есть начинали одновременно с «1С» и делали то же самое.

Но поскольку наш, как сейчас говорят, стартап был лишь в процессе поиска клиентов, а жить на что-то нам было необходимо, то мы попутно подзарабатывали — привозили под заказ из Москвы компьютерную технику, на этом тогда можно было прилично прожить.

Ради обеспечения заказа от Краснодарского краевого аптечного управления я и полетел в командировку в Москву 18 августа 1991 года. Поселился в дешевой гостинице в двухместном номере с незнакомым соседом, тоже командировочным. Утром 19 августа мы встали рано, включили телевизор и обалдели: всё, как во время недавней, тогда еще памятной цепочки смерти вождей — Брежнева, Черненко, Андропова — «Лебединое озеро», симфоническая музыка… Но потом — новости, пресс-конференция малознакомых людей, объявивших себя новой властью, потому что якобы «президент СССР Горбачев недееспособен». Фамилию Янаев до того утра я даже не слышал, а теперь он вдруг оказался и.о. главы СССР.

Историческая справка Юга.ру:

В 23:25 18 августа вице-президент СССР Геннадий Янаев подписал указ, в котором провозгласил себя президентом «в связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем своих обязанностей». В час ночи 19 августа он очередным указом ввел в Москве «и отдельных местностях страны» чрезвычайное положение с запретом митингов и забастовок. К 8:00 армия взяла под контроль трансляционный центр «Останкино». По всем телеканалам начали показывать одно и то же — заявления ГКЧП вперемежку с концертами минорной классической музыки.

— Помню, что мы оба впали в ступор. Быстро собираясь по своим делам, мы с соседом, незнакомые люди, абсолютно понимали друг друга — это государственный переворот, так не должно быть, мы — великая страна, а не банановая республика! Вот эта простая мысль уверенно колотилась в моем мозгу лейтмотивом все три дня, пока я был в Москве.

Я понимал, что кучка старых негодяев возле кормушки хочет вернуть всю страну в прошлое — достраивать проклятый социализм во главе с КПСС. А мне этого совсем не хотелось. И я был уверен, что моим родным и друзьям в Краснодаре тоже. После двух лет в бизнесе, пусть и не слишком успешном, я уже никак не хотел возвращаться в прошлое. И понял, что раз уж волей случая я в день переворота оказался в столице, то на мне лежит ответственность за всех своих земляков, которые сейчас не здесь, не в центре событий, и за всю страну.

По работе мне нужно было посетить три компании, удостовериться, что каждый поставщик и склад на самом деле существуют, что вся заказанная нами техника есть у них в наличии (потому как мошенничества тогда было предостаточно), и из офиса каждой компании по факсу выслать своим партнерам в Краснодар счет на оплату. И, заходя в метро, я каждый раз оказывался в толпе, бурлящей разговорами. Люди в вагонах и на остановках не боялись говорить о своем отношении к происходящему, практически все были едины во мнении, что переворот нельзя допустить. Почему-то сразу стало ясно, что судьба страны решится именно в Москве, а регионы даже знать не будут о том, что здесь происходит, поскольку на тот момент телеканалы, радио и газеты прекратили работу по указу ГКЧП, а общедоступного интернета и сотовой связи еще не было.

Я закончил все свои дела примерно в 15 часов и оказался возле Мосгорисполкома на Тверской площади (тогда она называлась Советской). Там уже собралась огромная толпа людей и стояла военная техника — танки, БТР, БМП, БМД.

Когда танки начали стрелять — что ощутили?

— На моих глазах танки не стреляли, как и прочее оружие. Сперва было немного не по себе от их неестественного вида в городе, но это ощущение быстро прошло, потому что военные не проявляли агрессии, а многие даже охотно общались с митингующими. Понятно, что им не поступал приказ начать стрелять, но тогда думалось, что их командиры в душе против путча и всячески препятствуют применению оружия. Случая, когда три человека погибли, я не видел. Потом посмотрел по телевизору, ощутил горечь и боль — до слез.

Историческая справка Юга.ру:

К вечеру 20 августа ГКЧП ввел в Москве комендантский час. В 23:00 моторизованные подразделения начали патрулировать центральные улицы. Когда колонна из восьми БМП 15-й роты Таманской дивизии пыталась по Садовому кольцу прорваться через баррикады, устроенные в тоннеле под Калининским проспектом (ныне — Новый Арбат), погибли трое манифестантов: 22‑летнего Дмитрия Комаря расплющил о стену бронетранспортер, которому он набросил брезент на смотровую щель, 37‑летнего Владимира Усова убило рикошетом от предупредительного выстрела, а 28‑летний Илья Кричевский просто был найден с пулей в голове — обстоятельства его смерти не выяснены до сих пор.
Позже на суде над членами ГКЧП маршал Язов сказал, что известие о гибели троих манифестантов стало для него ключевым доводом в пользу того, чтобы начать утром 21 августа вывод войск из центра Москвы.

— Своими глазами я видел, что чаще всего военные вели себя неагрессивно, экипажи мирно общались с людьми, разрешали залезать на броню и даже выступать с призывами к бойкоту ГКЧП. То и дело новый человек поднимался на какую-нибудь возвышенность и толкал речь о том, что мы не должны допустить сползания страны в прошлое. А немногочисленные милиционеры молча смотрели на это всё и почти не вмешивались. Причем было очевидно, что выступали не какие-то подготовленные активисты, а просто неравнодушные люди. Каких-то провокаторов и соглядатаев я тоже не заметил.

Откуда люди на площадях узнавали о развитии событий, если интернета и сотовой связи у них не было?

— Из листовок. Первую я увидел на столбе на площади у Мосгорисполкома — на ней был текст указа Ельцина о признании ГКЧП и всех его распоряжений незаконными. Это был первый и очень мощный призыв действовать вопреки распоряжениям узурпаторов.

Еще были новости от радиостанции «Эхо Москвы», которую временная власть несколько раз пыталась закрыть, но она открывалась снова. Слушать радио мне в Москве было негде, но «Эхо» распечатало свои новости и распространяло ксерокопии по всей Москве. Их листовки тогда были сродни чистой воде для жаждущих. С тех пор для меня «Эхо Москвы» — одно из главных СМИ России, которое не изменяет принципам журналистики уже более 30 лет.

Еще у меня дома где-то лежит журнал «Столица», купленный в те дни. Этот номер журнала вышел за месяц до путча и оказался пророческим. На его обложке — главные путчисты: министр внутренних дел Борис Пуго, министр обороны Дмитрий Язов и председатель КГБ Владимир Крючков.

Историческая справка Юга.ру:

Несмотря на то что всё телевидение было под контролем у путчистов, в новостной эфир то и дело пробивалась информация от журналистов, несогласных с тем, что им затыкают рот. Так, 19 августа вечерний выпуск программы «Время» внезапно закончился сюжетом корреспондента Сергея Медведева об обстановке вокруг Белого дома, где было показано, как Ельцин зачитывает свой указ «О незаконности действий ГКЧП».
А 20 августа в 15:00 в программе «Время» диктор вдруг начал зачитывать сообщения мировых информационных агентств о том, что путчистов осуждают президент Буш, премьер-министр Великобритании Джон Мейджор, вся мировая общественность возмущена, а сам ГКЧП объявлен Ельциным вне закона, и прокурор РСФСР уже возбудил уголовное дело. «Я была ответственным выпускающим той программы, — рассказывала позже Татьяна Сопова своему коллеге Евгению Киселеву. — Собираю папку с новостями, чтобы пойти всё согласовать. Захожу, а там какие-то люди, совсем незнакомые. Обсуждают, что передавать в 21 час в программе «Время». А тут я, маленькая, суюсь со своими бумажками. Мне прямым текстом говорят, куда я должна пойти со своими трёхчасовыми новостями: «Сама верстай!» — ну, я пошла и сверстала».

— С митинга на Тверской я пошел на площадь Пушкина. Там собралось еще больше людей, тоже стояла военная техника, вещали ораторы, вслух читали листовки, пели песни. Пьяных не было, народ был сосредоточен. На каждом лице читались одновременно и тревога, и решимость во что бы то ни стало отстоять свое будущее и не допустить возврата власти маразматикам из КПСС. Главной фигурой сопротивления и примером, конечно, стал решительный в ту пору президент РФ Борис Ельцин.

К вечеру, когда многие пришли с работы, люди заполнили весь центр Москвы. Часов в 19–20 стали звучать призывы не стоять без толку на площади, а идти многотысячной толпой. Места при этом назывались разные: Садовое кольцо, Манежная, Кремль... Почему-то решили идти к посольству США, и уже по пути (я оказался в начале колонны и слышал все эти аргументы) желание переменилось — чем нам поможет чужое посольство? Надо идти защищать Ельцина! С песнями и скандированием лозунгов мы прошли мимо всех посольств и пришли к Белому дому, где и так уже было немало людей, а с нашей толпой стало по-настоящему много.

Там я случайно встретил своего лучшего друга и одноклассника Сергея Селютина. Он к тому моменту окончил журфак МГУ и работал в какой-то московской газете. С ним мы и простояли эту ночь возле Белого дома. Сергей оказался единственным знакомым мне человеком, которого я в тот раз встретил в Москве, да еще и очень близким. Мы оба не ели с утра — тогда не было фастфуда, не продавали воду в пластиковых бутылках, и, чтобы поесть, надо было час стоять в очереди в какую-нибудь столовку. Тем не менее от встречи наши силы удвоились.

В какой-то момент прошел слух, что армия готовится штурмовать Белый дом, и люди принялись строить баррикады — из чего попало. Мы с другом тоже что-то ломали и таскали из окрестностей. Потом это сообщение о штурме повторялось всю ночь буквально каждый час: вот сейчас уже точно будут штурмовать — то десантники, то «Альфа», то танковая дивизия… А нам уже было все равно, мы были готовы не отступать. Это продолжалось до самого утра. Утром начали приходить новые защитники Белого дома — свежие выспавшиеся люди. А мы были настолько обессилены, что часов в 10 утра решили уехать поесть и поспать.

Историческая справка Юга.ру:

Утром 19 августа большинство областных, краевых и городских комитетов партии поспешили отправить путчистам телеграммы с поздравлениями и словами поддержки. Но поддержали ГКЧП далеко не все. Так, Краснодарский крайком поздравления отправил, а горисполком — нет. Так что после провала переворота председатель Краснодарского горисполкома Валерий Самойленко обрел имидж прогрессивного политика ельцинского склада — и уверенно выиграл первые выборы мэра. А всех, кто слал поздравления Янаеву и компании, достаточно быстро убрали с важных постов — по итогам августовских событий КПСС оказалась окончательно дискредитирована в глазах граждан.

— Я проспал почти весь день 20 августа и, выйдя в город вечером, почувствовал, что мы победили. Штурма нигде так и не было. Тревога с лиц людей в метро и на улице исчезла. Хороших новостей было всё больше, даже по телевизору сказали, что весь цивилизованный мир осудил попытку переворота в СССР. Было ясно, что дни путча сочтены. Я съездил к Белому дому, там всё так же бурлило, но это уже было больше похоже на праздник победителей, чем на оборону. По всему городу было так.

Когда 21 августа на минивэне приехали мои краснодарские друзья, чтобы забирать купленную технику, я взахлеб рассказывал им о событиях двух минувших дней. Мы проезжали по многим по-прежнему бурлящим улицам Москвы, включая Лубянскую площадь, где толпа народа как раз собиралась свалить памятник Дзержинскому и штурмом взять здание КГБ.

А со своим другом Сергеем Селютиным я в следующий раз после той ночи встретился году в 1994-м. Мы вспоминали, как готовы были принести себя в жертву. Но теперь мы уже понимали, что ради Ельцина этого делать не стоило, поскольку он нас обманул.

Сейчас Ельцин для молодежи практически человек-мем. Каким он виделся вам в 1991 году?

— Не знаю, какой он сейчас мем для молодых людей, мемы ведь разные. А тогда он удивлял своей необычностью для партийного работника такого ранга — он ведь был первым секретарем Московского обкома ЦК КПСС, а это топ-10 союзного руководства! И вдруг не побоялся ринуться в оппозицию высшей власти, чего среди партийных руководителей не бывало уже много десятков лет.

По итогам путча 1991 года, по-моему, он стал безоговорочным лидером нации для большинства населения России. Но и для такого же большинства он потом слишком быстро сник. Уже через пару лет я и многие другие почувствовали себя обманутыми Ельциным. Тогда уже все стали обращать внимание на его недостатки и промахи. А существенных побед у него уже больше и не было.

Каким видели будущее России в дни августовского путча?

— Я думал о будущем не России, а о своем. Хотелось запустить нашу систему автоматизированного проектирования мехобработки деталей сначала в России, потом перевести на многие языки и внедрить ее во всём мире, чтобы конкурировать с системой Autocad компании AutoDesk. Хотелось жить в мире, достатке и радости. А за Россию (тогда еще — СССР) было просто обидно, что какая-то горстка мудаков может по своему усмотрению менять историю и решать, как нам в своей стране жить.

Может ли такое, по вашему мнению, произойти в современной России снова?

— Почему нет. Но я не знаю, выйдут ли на улицы Москвы миллионы людей, как в 1991 году.